Рисующий человек — не автор, а проводник. Его линии — это карты ризомы, диаграммы движения смысла. Он фиксирует не предметы, а становления, не формы, а различия. Бумага становится территорией, где черчение — это акт рождения мира. Здесь «письмо» Делёза — не текст, а топология, где мысль и тело взаимно вплетаются. Этот образ раскрывает момент, когда жест письма становится актом бытия. Здесь мысль не разделена с материей: перо становится продолжением тела, а тело — инструментом пространства.