На пиршестве барочных тел каждый жест — акт потребления, каждая улыбка — машина желания. Черепа и смартфоны здесь не противоположности, а соединённые органы одной системы: удовольствия, медиа, распада. Делёзовское тело-без-органов проявляется как сеть пост-идентичностей, где смерть — лишь очередной интерфейс наслаждения. Здесь удовольствие не противоположно смерти — оно её интерфейс. Машина желания достигает апогея — всё связано со всем, и даже смерть становится лишь очередным медиальным эффектом.